Вспоминая Николая Евгеньевича Кондратьева

М.М. Гендельман

Внимательные слушатели и читатели моего доклада на VI гидрологическом съезде (если таковые были) не могли не заметить, что в нём, даже судя по его названию «Гидролого-морфологическая теория руслового процесса: от постулатов к  методам расчёта деформаций речных русел», прежде всего и в основном отдавалась дань фундаментальному вкладу Николая Евгеньевича Кондратьева в изучение руслового процесса.

Поскольку актуальность затронутых в нём вопросов осталась, я отчасти повторюсь.

По-прежнему считаю необходимым время от времени вспоминать лица своих предшественников и их концептуальные воззрения, ещё раз предлагаю вам сделать это. Тем более, что в публикации моего съездовского доклада эта важная, с моей точки зрения, преамбула была исключена.

{datsopic id=1333 align=left}Лохтин Владимир Михайлович: “Наносы поступают в реку не вследствие размыва берегов...; они собираются вместе с водой, стекающей со всей площади бассейна”. “Размывая один берег, оно (течение) наращивает другой на столько же, на сколько был размыт первый.” “Свойства долины реки, её ложа и берегов противопоставляют разрушительному действию течения известное сопротивление, удерживающее массу движущихся вод в определённых границах русла.” “Плёсы и перекаты являются неизбежными и необходимыми орудиями влечения наносов.”

{datsopic id=1334 align=left}Лелявский Николай Семёнович: “Несмотря на обширные работы многих математиков, гидродинамика не дала ещё ни одной точной формулы, безусловно приложимой к практическим расчётам.”

{datsopic id=1335 align=left}Великанов Михаил Андреевич: “Можно точно датировать её (гидрологии речного русла) начало 1897 г., годом появления замечательной монографии крупнейшего гидролога В.М. Лохтина “Механизм речного русла”. “Взаимоуправление потока и русла приводит к определённым, наиболее вероятным комбинациям между морфометрическими характеристиками русла и наносов... и гидродинамическими характеристиками потока... При заданных геологических и почвенно-ботанических условиях эти морфометрические зависимости, вместе с универсально справедливыми гидравлическими зависимостями, создают ограничение возможных типов естественных русловых потоков”.

{datsopic id=1336 align=left}Кондратьев Николай Евгеньевич: “Система дифференциальных уравнений... не приспособлена для воспроизведения дискретных свойств и поэтому не может вполне описывать явления, происходящие в действительности”. “Строго говоря, собственно теория руслового процесса только и начинается с изучения русловых форм. Конечной целью этой теории следует считать расчёт, прогноз русловых деформаций и нахождение средств управления ими”. “Двойственная сущность русловых гидродинамических процессов должна учитываться как обязательное условие при теоретическом их воспроизведении”.

{datsopic id=1337 align=left}Попов Игорь Владимирович: “Большой опыт применения постулатов теории позволил разработать комплекс приёмов, ...получивший название гидроморфологического анализа, основные задачи которого исходят из дискретных представлений о русловом процессе, структурных уровнях и типизации форм проявления руслового процесса.”

{datsopic id=1338 align=left}Маккавеев Николай Иванович: “Формы рельефа русла являются отражением процесса движения воды и связанного с этим движением перемещения твёрдого материала”.

{datsopic id=1339 align=left}Гришанин Кирилл Владимирович: “Систематическое и терпеливое накопление фактических данных о расходах руслоформирующих наносов, вместе с работой по совершенствованию структуры расчётных формул, представляет наиболее верный путь повышения надёжности прогнозов русловых деформаций”. “Существенный шаг вперёд в проблеме плановой устойчивости удастся сделать лишь после того, как будут созданы способы расчёта деформаций берегов”. “Сопротивление движению и транспорт наносов в реках являются центральными проблемами динамики русловых потоков”.

Основы (по сути постулаты) гидролого-морфологической теории руслового процесса (ГМТ) впервые достаточно полно были сформулированы Н.Е. Кондратьевым в 1954 г. Дискретный подход к исследованиям русловых процессов был предложен им несколько раньше - в 1951-1952 гг. Внедряя эту методологию и убеждая коллег, в то время преимущественно придерживавшихся гидродинамической концепции, в необходимости двойственного подхода к изучению русловых процессов, Н.Е. Кондратьев объективно отмечал ограниченность возможностей и дискретной концепции. В этом отношении наиболее наглядными и убедительными ему представлялись апории (затруднения) Зенона об Ахиллесе и черепахе или стреле, летящей к мишени. Эти апории можно дополнить более близким для гидрологов примером. При рассмотрении с дискретных позиций подачи постоянного расхода жидкости в изначально пустое русло, можно прийти к противоестественному выводу о недостижимости установившегося режима, поскольку вызванный шероховатостью поверхности русла подъём уровня в свою очередь приводит к увеличению поверхности соприкосновения жидкости с твёрдыми границами и т.д.; формы границ и параметры потока должны якобы изменяться бесконечно.

В развитие преимущественно концептуальных постулатов В.М. Лохтина и М.А. Великанова Н.Е. Кондратьев сформулировал концептуально-функциональные постулаты. Формулировкой постулатов он, что называется, разложил по полочкам проблемы руслового процесса и объединил их в систему.  Все постулаты пошли в дело.

Формулировка логически непротиворечивых постулатов дала основание констатировать рождение научной теории руслового процесса. ГМТ позволила создать, прежде всего благодаря творческому содействию И.В. Попова, чёткий и простой в использовании алгоритм исследования руслового процесса, который получил название “гидролого-морфологический анализ”, вошёл в нормативные документы и стал рабочим инструментом широкого круга исследователей и практиков. Впервые на основе функционального классификационного признака, транспортирующей способности потока, были типизированы речные русла. В дефинициях гидролого-морфологической теории отражена суть типов руслового процесса.

Новые воззрения на русловой процесс стимулировали поиск и выявление принципиально новых связей, характеризующих речные русла, названных критериальными. На основе ГМТ типизирован русловой процесс горных рек, существенно развит расчёт морфологических и динамических характеристик микро- и мезоформ транспорта влекомых наносов, предложены методы расчёта деформаций русел различных типов.

Мне доводилось слышать и даже читать о том, что, мол, Николай Евгеньевич нечто предвосхитил в общенаучном смысле. Меня это удивляло и смущало по той причине, что за этими восторженными отзывами одновременно угадывалось странное представление о его якобы недостаточной научной осведомлённости, в частности в философии естествознания, и стихийном научном мировоззрении.

Николай Евгеньевич получил классическое образование. Кругозор его был обширен. И если он не использовал некоторые научные термины, то это вовсе не свидетельствует о незнании стоящей за ними сути.

Николай Евгеньевич прекрасно знал, что идеальный научный стиль – это умение чётко сформулировать ключевую проблему и создать адекватный аппарат её решения, и что  в сущность явления можно проникнуть, лишь абстрагируясь от многообразия частностей.

Несомненно был ему известен аристотелевский «принцип достаточного основания», позже получивший название «бритва Оккама».

Когда Н.Е. Кондратьев говорит, что внутренним содержанием руслового процесса является транспорт наносов, он просто иными словами выражает общенаучный принцип причинности для деформаций русла.

Он был хорошо знаком с системным анализом и математическим аппаратом, которым уместно и умело пользовался.

Говоря о том, что на основе изучения физического перемещения отдельных людей невозможно прийти к познанию закономерностей поведения их сообществ, он образно раскрывал понятие эмерджентности, эмерджентных свойств, присущее речной системе.

Предложенный им оригинальный метод оценки временной изменчивости скорости плановых деформаций излучины базировался, по существу, на гипотезе эргодичности.

Ему несомненно было ясно, что по мере развития идей о дифференциации (структуризации) и иерархичности форм транспорта влекомых наносов его учение выходит за рамки гидродинамической концепции и утверждается как новая парадигма руслового процесса.

Похоже, что Н.Е. Кондратьев – первый человек, который сказал, что реки думают. Вспомните эпизод художественного фильма “Иван Павлов”, беседу юного Вани с монахом:

‘ - Ты получше, получше гляди.

- Я и так во все глаза смотрю. Что же в нём живого? Течёт себе и течёт.

- Почему ручей петляет? Луч-то ровный. А почему ему так хочется? Он так думает. Ручей – песок да земля. Думает себе, как бы ему лучше течь. Тёк бы прямо, и занёс бы его песок.’

Игорь Владимирович Попов рассказывал мне, что к этому эпизоду имел отношение  Николай Евгеньевич; к нему домой за консультацией приходил то ли сценарист, то ли режиссёр этого фильма.  

Помню, с какой литературой Николай Евгеньевич рекомендовал мне ознакомиться. У меня до сих пор хранится машинописный экземпляр статьи академика Кедрова  Бонифатия Михайловича о прерывности и непрерывности,  который мне дал Николай Евгеньевич давным-давно, в самом начале моей учёбы в аспирантуре, когда я работал над рефератом «Категории прерывности и непрерывности. Дискретность в русловом процессе».

Помню длинные и высокие, под потолок, стеллажи в его квартире уже не существующего дома на Малой Морской, заставленные книгами самого разного профиля, далеко не только имеющими отношение к гидрологии и гидротехнике.

Просматривая книги из библиотеки Николая Евгеньевича, которые после его кончины были переданы его племянником в отдел русловых процессов ГГИ, я прежде всего обращал внимание на сделанные им, как обычно, карандашом подчёркивания и заметки на полях. Это были свидетельства внимательнейшего прочитывания им литературы. В частности, в изданной в 1955 году монографии Н.И. Маккавеева «Русло реки и эрозия в её бассейне» рядом с абзацем (цитирую его: «В наиболее общей форме процесс руслообразования можно определить как процесс «отображения» поверхностью твёрдой среды (т.е. грунтами, слагающими ложе) особенностей движения воды и перемещаемых ею наносов») Николай Евгеньевич написал: «Ложная мудрость».

Именно тогда я понял причину натянутых отношений между Николаем Евгеньевичем и Николаем Ивановичем Маккавеевым. Будучи принципиальным человеком, Николай Евгеньевич не смог положительно отозваться о монографии Н.И. Маккавеева, когда она была выдвинута то ли на Государственную, то ли на Ленинскую премию. Не исключаю влияния и следующего обстоятельства. Н.И. Маккавеев не упомянул в этой монографии концептуальные работы Н. Е. Кондратьева. И это было странно, тем более что статью О.В. Макриновой в «Трудах ГГИ» он заметил, а помещённую там же статью Н.Е. Кондратьева обошёл своим вниманием.

Что поделаешь, люди есть люди, кем бы они ни были. Им свойственно обижаться и помнить обиды. Редко кому удаётся избежать подобной реакции.

Николай Евгеньевич редко высказывался на разного рода научных собраниях. Говорил сбивчиво, не красноречиво. Причина этого мне была понятна: скорость мысли опережала возможность синхронного её выражения в самых подходящих и изящных словах.  Но всегда речь была содержательна. Когда я слышал Андрея Дмитриевича Сахарова, он как оратор напоминал мне Николая Евгеньевича.

То, что не ладилось в речах, прекрасно получалось у Николая Евгеньевича на письме. Борзописцем не был. Публикации готовил лишь тогда, когда было чем поделиться, когда рождалось что-то новое, когда в этом была действительно необходимость. Писал медленно, тщательно работая над каждой фразой и  каждым словом, добиваясь чёткости и лаконичности текста. Писал исключительно карандашом аккуратным, убористым почерком, и под рукой был ластик.

Поэтому и число и объём публикаций Николая Евгеньевича совсем невелики. Но концентрация в них оригинальной мысли и новизны результатов собственного творчества выше, чем у других авторов публикаций о русловом процессе. 

Не забыть, как Николай Евгеньевич деликатно прерывал разговор с особо упёртыми и дремучими собеседниками: «Возможно, Вы правы. Спорить с Вами не буду».

Николай Евгеньевич не был амбициозен, его интересовало само занятие наукой, а не атрибуты к ней – звания, степени, должности и награды. В этом отношении интересна история его пути в доктора наук.

В служебной аттестации за 1953 год (а Николаю Евгеньевичу уже 54 года) отмечается, что он работает над докторской диссертацией. А в аттестации за 1954 год сказано: «Результаты своих научных исследований Н.Е.Кондратьев медленно оформляет в форме докторской диссертации, легко отрываясь от этой работы на выполнение отдельных частных вопросов. … Необходимо рекомендовать завершение в 1955 г. докторской диссертации». Писал это Александр Иванович Чеботарёв. Написал, как всегда писал и говорил, - чётко и честно. Ясно совершенно, что ни над какой диссертацией как таковой Николай Евгеньевич не работал целенаправленно; он просто увлечённо занимался наукой.

В следующей аттестации за 1955 год А.И.Чеботарёв отмечает: «Указание прошлой аттестации о завершении работ над докторской диссертацией в 1955 г. не реализовал. … Необходимо завершить докторскую диссертацию в 1956 г.»

Это понятное  и руководству института и Николаю Евгеньевичу безобидное развлечение длилось до 1968 года. Бывало даже, что директор института Валерьян Андреевич Урываев запирал Николая Евгеньевича в своём кабинете, дабы тот всё-таки выполнял требование о подготовке диссертации. Но Николай Евгеньевич не то, чтобы сопротивлялся или, тем более кокетничал, ну просто не было у него никаких амбиций в отношении званий и наград.

Ещё в 1951 году в аттестационном листке Кондратьева Николая Евгеньевича, составленном начальником экспериментального отдела Пушкарёвым, отмечалось: «… Интересуясь многими вопросами, допускает разбросанность в работе, отмечается недостаточно чёткая отработка программ по темам; допускает задержки в обработке и оформлении материалов исследований. Государственную тайну хранить умеет. Социалистической Родине предан».

Как и насколько Николай Евгеньевич был предан социалистической Родине, можно только догадываться, памятуя при этом о том, что его родного брата, блестящего морского офицера, революционные матросы утопили, бросив за борт корабля, а отца, известного протоиерея и богослова, советская власть репрессировала и в конце концов расстреляла. Только не надо лукавить, разделяя Родину и власть.

Неамбициозность Николая Евгеньевича передалась и некоторым его ученикам и последователям. Впрочем, возможно, оно им было присуще генетически, и потому, в частности, они и стали его учениками. Огромными усилиями дирекции института удалось буквально вытолкать в доктора наук долго и упорно противившегося этому Альберта Борисовича Клавена. Полнейшее недоразумение – до сих пор не доктор Зураб Дмитриевич Копалиани.

‘Дорогому Николаю Евгеньевичу Кондратьеву с всё возрастающей любовью и неизменной благодарностью за внушённые идеи и помощь’, - такую дарственную надпись сделал И.В. Попов на своей монографии “ Деформации речных русел и гидротехническое строительство ” 1965 г. издания.

Я готов подписаться под этими словами.

Искренне сожалею, что не имею возможности сам огласить доклад уважаемой аудитории.
{mos_fb_discuss:7}